Испанка сегодня

Сентябрь 2008 года. Северная Англия. Графство Йоркшир. Старое кладбище. Ветер с торфяных болот гуляет по могильным плитам. Тихо шепчет среди облетевших веток древних яблонь и колышет отливающие багрянцам вересковые кусты. Мраморные кресты и потемневшие из дождей гранитные надгробия стоят в неровных рядах.

будто подслушивая крики воронов над серо-голубым небом. Свинцовый гроб опускают в землю под песнопение похоронной службы. Странно в этой картине лишь то, что вокруг снуют биологи в защитных костюмах и масках. Да и если приглядеться к гробу, станет заметно, что он изрядно потрепан временем. Подождите-ка, а почему уже установлен могильный камень? Да еще и странные годы написаны. 1879-1919.

Все дело в том, что заново хоронят сэра Майка Сайкса, британского дипломата. В 1919 году он приехал на мирную конференцию по итогам Первой мировой, в Париж. Там заразился испанкой и умер. Как и многие другие жертвы пандемии, он был сильным и крепким мужчиной в расцвете сил. Он был дворянином, а представителям знати полагались свинцовые гробы. Его тело было закрыто 11 слоями этого металла.

который сохранил генетический материал на протяжении почти 90 лет. Ученые надеялись взять из трупа ценные образцы испанки. Вирусолог Джон Оксфорд торжественно заявляет журналистам. Он умер на позднем этапе эпидемии, когда вирус почти истощил свои силы. Мы хотим понять, как действовал вирус, когда он был наиболее опасен и когда подходил к концу своей циркуляции. Образцы, которые мы взяли у сэра Марка, могут помочь нам ответить на некоторые очень важные вопросы.

Здесь мы рассказываем о громких исторических трагедиях, которые никто не смог предугадать. Меня зовут Гриша Пророков. Я журналист и писатель. В пятом сезоне я расскажу о пандемии самого смертельного вируса в человеческой истории. Всего за два года испанским гриппом заразилось не менее третье население планеты. Вирус унес от 50 до 100 миллионов жизней. Это значительно больше, чем погибло в Первую мировую войну.

Если вы включили подкаст впервые, очень советую послушать предыдущие эпизоды. Так у вас будет полная картина. В этом финальном выпуске сезона мы расскажем о том, как человек по прозвищу Индиана Джонс научного сообщества помог расшифровать геном испанки спустя 80 лет после ее начала.

Разберемся, как опыт гриппа 20 века помог справиться с коронавирусом 21-го. И выясним, почему про испанку не написано великих романов. И она появляется в литературе и кино только как мистическая аллюзия на что-то страшное.

О Первой и Второй мировых войнах написано множество романов, рассказов и стихотворений, снятые сотни фильмов и сериалов. Этого же удостоилась любая крупная историческая трагедия 20 века. От войны во Вьетнаме до крушения Титаника. Но о пандемии испанки практически нет произведений. Почему же так произошло? Таким же вопросом задавалась английская писательница... и одна из крупнейших представительниц модернизма в мировой литературе — Вирджиния Вульф.

Учитывая, насколько болезнь распространена, сколько колоссальные духовные изменения она приносит, насколько это потрясает, когда меркнут огни здоровья и открываются взору ранее неведомые страны, представляется воистину странным, что болезнь... не заняла своего законного места в одном ряду с любовью, битвами и ревностью среди главных тем литературы. Первое объяснение лежит в том, что испанка совпала с окончанием Первой мировой войны.

В массовом сознании пандемию засенил масштаб военных действий. Прошли четыре года кошмара окопной войны и многомиллионных потерь. Людям казалось, что именно война была главной трагедией этого времени. которое больше всего повлияло на коллективный опыт. Второй фактор связан с самой природой болезни. На войне есть явные герои, злодеи, стратегии и поля сражений. Вирус же выступает невидимым и неосязаемым противником.

Болезнь как таковая не давала драматургической динамики. Смерть приходила тихо. Нельзя было выстроить диалога с мучителем. Писателям оставалось лишь намекать на пандемию, не делая ее главной темой. Американно-британский поэт Т.С. Эллиот написал стихотворение, в котором едва угадывается приближение угрозы. Померкли псы и орион. Моря во мгле лишились сини.

Не звал, не ждал испанку он. Уселась на колени к Суине. Третий фактор. После войны общество стремилось вернуться к нормальной, как им казалось, жизни. В Европе и США началась эпоха ревущих 20-х. Время легкости, джаза и новых возможностей. Художники и кинематографисты переключились на развлекательные темы и исследования новых социальных форм, а не на воспоминания о недавней эпидемии.

Массовая культура того времени искала выход из тяжелых воспоминаний. Об этом рассказывает историк медицины Валерия Слескова. серьезный отпечаток все-таки. И опять же, эпоха ревущих 20-х, после окончания вот этих вот ужасов войны и пандемии, она же тоже не просто так появилась. Когда вот просто такой, ну не то, что пир во время чумы, но вот именно оторваться как последний раз.

Это тоже про вот эту вот жажду жить здесь, сейчас, забыть о том, что было до этого. Оно вылилось в эпоху ревущих 20-х, в ту эпоху, которую мы знаем. Джаз, танцы, в общем, веселье безудержное. Такой праздник жизни некий. Хотя испанка поражала людей всех классов, возрастов и полов, наибольшая доля жертв пришлась на молодых, на тех, кто находился в самом расцвете сил. Это еще сильнее опустошило поколение, уже осиротевшее после Первой мировой войны. Его стали называть потерянным.

Французская философия Катрин Малабу в своих исследованиях психологических реакций на травмы утверждает, что после масштабного травматического события рождается новая субъективность. Само событие никогда не может быть полностью понято или осмысленно. поскольку оно всегда случилось с ушедшим субъектом. Малабу называют выживших после таких травм новыми ранеными. У них происходит блокирование любых связанных с трагедией воспоминаний.

Испанка так стремительно уничтожила миллионы людей, что человечеству хотелось поскорее забыть о ней, как о страшном сне, чем осмыслить насилие этой необъяснимой катастрофы. Один из главных авторов «Потерянного поколения» — Эрнест Хемингуэй.

Из-за плохого зрения на обычную фронтовую службу он не годился, но смог пробраться к итальянской линии фронта, вступив в Красный Крест. Едва оказавшись в Италии, он получил задание спасать жертв обстрелов. Через несколько недель он и сам едва не погиб. На полигоне его контузило после взрыва мина. В ноги попали 227 осколков. Дальше последовали долгие дни и мучительные ночи выздоровления. Он описывал свои ощущения так.

Если вы идете на войну мальчиком, вы имеете большую иллюзию бессмертия. Других людей убивают, а вас нет. Потом... Когда вы в первый раз получаете тяжелые ранения, вы теряете эту иллюзию. И знаете, что это может случиться и с вами. Несмотря на это, самую страшную смерть, которую Хемингуэй доводилось видеть, приносили не пули и бомбы, а испанка. Ему очень повезло. Когда он проходил курс восстановления в Италии, вторая волна уже шла на спад.

А под конец третий он вернулся в США. Дома он обнаружил, что от гриппа погибли многие знакомые, друзья и близкие. Это навсегда отпечаталось в его душе, а образ умирающего от гриппа солдата в Италии преследовал его всю жизнь. Химангуэй описывал это так. Единственная естественная смерть, свидетелем которой я был, за исключением потери крови, что не так уж плохо, была смерть от испанского гриппа.

Пациент тонет в слизи, задыхается, а понять, что он мертв, можно так. В конце человек превращается в маленького ребенка с остатками мужской силы. и выделяет из себя в постель, словно из-под гузника, один огромный желтый фонтан, который течет и капает даже после его кончины. По словам биографов, после этого опыта у Хемингуэя появилось суеверие. Даже легкая угроза гриппа заставляла его буквально убегать от зараженных, потому что, цитата, «он питал особый страх утонуть в собственной жидкости».

В 1926 году писатель жил в Париже. Внезапно у его трехлетнего сына Джека появился очень сильный кашель. Хемингуэй психанул. Немедленно отправил жену и ребенка на Лазурный берег, а сам уехал в Испанию работать. Подальше от заразы.

Пока писатель бегал от гриппа, ученые всего мира пытались понять, из-за чего испанка захватила весь мир и почему была такой заразной. Чтобы не потерять еще одно поколение, человечеству нужно было расшифровать геном вируса. Сделать это получилось только в самом конце 20 века. Йохан Халтен родился в Швеции в 1924 году, через пять лет после последней смерти от испанки.

В 1949 году он эмигрировал в США и поступил на микробиологический факультет университета Айове. Там он подружился с американским вирусологом Уильямом Хейлом. Однажды Хейл за обедом ненароком упомянул испанский гриб. и подчеркнул, что истинные причины вируса до сих пор неизвестны. Мы сделали все, чтобы выяснить причину этой эпидемии, но мы просто не знаем, что вызвал этот грипп.

Единственное, что нам остается, это отправиться в северную часть мира и в вечной мерзлоте найти хорошо сохранившиеся тела, которые могли бы содержать вирус гриппа. Эти слова определили жизнь Йохана Халтина. Он загорелся идеей во что бы то ни стало найти те самые тела. Халтин сидел за книгами часами, пока не наткнулся на поселение Бревик Мишин на Аляске.

Помните, в четвертом выпуске мы рассказывали, как пандемия бушевала на этой территории США? Если вы его пропустили, обязательно вернитесь к нему. Из 80 жителей Брявик-Мишина за пять дней погибло 72 человека. Халтин также прочитал, что тела хоронили в вечной мерзлоте, то есть в земле, температура которой никогда не превышала 0 градусов Цельсия.

В 1951 году Халтин получил у старейшин поселения разрешение на то, чтобы раскопать захоронение. Вместе с коллегами из университета он разбил лагерь над Бранской могилой. Земля максимально промерзла. Приходилось разводить костры, чтобы можно было копать. На второй день раскопок Халтин наткнулся на тело маленькой девочки. Ее еще не разложившееся тело было одето в голубое платье, а волосы украшали красные ленточки. Исследователи смогли взять образцы из легких, почек, селезенки и мозга жертв.

Однако результаты были неутешительными. Никаких следов испанки обнаружить не получилось. Позже вирусологи подмечали, что наличие вечной мерзлоты совершенно не гарантирует полную сохранность тел. Упорство Йохана Халтина во что бы ни стало найти останки погибших от испанки, чтобы разгадать загадку пандемии, восхищает. Исследования и поиски не всегда с первой попытки дают ответы на вопросы.

Но без ученых-энтузиастов наука не могла бы продвинуться настолько вперед. О врачах, посвятивших себя борьбе с болезнями, которые раньше считались приговором, рассказывают наши друзья из студии «Либо-либо» в подкасте «Почему мы еще живы». Проект выходит больше четырех лет. И прямо сейчас команда работает над шестым сезоном, в эпизодах которого вы узнаете, например, как появились современные аптеки и что в них продавали раньше. Почему аутизм не болезнь? Откуда берутся прыщи?

И почему их тысячелетиями не умели лечить? Ответы на эти и другие вопросы, которыми вы наверняка задавались, в подкасте «Почему мы еще живы?». Все ссылки, как и полагается, оставим в описании.

К 1990 годам Йохан Халтин защитил докторскую диссертацию, у него родилось 4 ребенка, он успел развестись и жениться во второй раз. В то же самое время заведующий отделом микробиологии Института патологии вооруженных сил США доктор Джеффри Таубенбергер активно исследовал все возможные болезни. От рака молочной железы до вредного для дельфинов цветения водорослей. Один раз ему попалась на глаза книга «Забытая пандемия Америки».

Таубенбергер особенно поразился тому, насколько смертоносной была испанка, и при этом как быстро она исчезла из культурной памяти американцев. Джеффри Таубенбергера, как его шведского коллегу больше 40 лет назад, захватила история пандемии. Он поставил перед собой цель найти фрагменты погибших непосредственно от гриппа, а не от пневмонии или других осложнений. Сначала он пошел простым путем и обратился в коллекцию образцов тканей своего института. Нашлось семь крохотных фрагментов легких.

Таубин Бергер с командой исследователей 70 раз пытались извлечь из него геном испанки. Неудачно, но доктор не спешил останавливаться. Позже он вспоминал. Это было просто невозможно. Сначала был рак молочной железы, потом дельфиней вирусы, развитие Т-клеток, и грипп просто взял верх над моей жизнью.

Чем больше мы читали об этом вирусе, о его вспышке, о разрушительных последствиях, тем больше мы наполнялись решимостью осуществить этот проект. Ты же не можешь просто пойти в морозилку и вытащить вирус. мы должны были найти подходящие образцы, взятые после вскрытия. В первый раз удача улыбнулась в июле 1996 года.

Коллега Таупенбергера проанализировал фрагмент легкого рядового Роско Вона. Он, как и тысячи его товарищей, умер в военном лагере в США еще до отправки на Западный фронт. Он сгорел всего за неделю. Это случилось в самую смертельную, вторую волну пандемии. Левая легкая рядового вона полностью уничтожила пневмонию, а правая сохранилась в хорошем состоянии. Я не знаю, так ли это было на самом деле, но осмелюсь предположить, что доктор Таубенбергер...

прыгал от научного интереса. При этом он заразился гриппозной инфекцией, а затем у него началась бактериальная пневмония в левом легком, которая усугубила вирусную инфекцию и убила его. Но заражение вирусом гриппа, его правого легкого, каким-то образом задержалось на несколько дней. Поэтому, когда он умер, он оставил после себя материал, отражающий самые ранние стадии развития вируса, заражающего легкие.

В этом случае было что-то такое, что просто поразило меня, как отличный пример. И поэтому, как только я идентифицировал его, мы извлекли РНК, сделали наш тест и бум. Мы нашли РНК вируса гриппа. На всякий случай Табенбергер нашел еще один подходящий образец от солдата из того же лагеря. С коллегами они смогли распознать небольшие фрагменты последовательности вируса. Результаты исследования они опубликовали в журнале Science в 1997 году. И кому же на глаза, как вы думаете, попалась эта статья?

К этой истории мы еще вернемся. А пока давайте проведем параллель, которая напрашивалась с самого первого выпуска этого сезона «Черного лебедя» — «Испанский грипп» и «Ковид-19». Чрезвычайная фаза пандемии коронавируса продолжалась три года. За это время от болезни умерло около 7 миллионов человек. Из общего с испанкой у нее был воздушно-капельный путь передачи, высокая заразность, глобальный масштаб, мутации с появлением новых штаммов и экономические потрясения.

Историк медицины Валерия Слескова проводит параллель с испанкой. Я здесь буду выступать таким защитником врачей того периода, потому что даже если бы они хотели пресечь эпидемию, ну то есть это всё-таки довольно тяжело. Удалось ли нам пресечь эпидемию коронавируса? Ну не совсем. Опять же, ну вирус...

Вирусы — это не как бактерии, которые можно убить антибиотиками. Вирусы — это все-таки более такой, наверное, сложный организм. Тем не менее, говорить, что пандемии очень похожи, будет некорректно. У вирусов были разные типы возбудителей. отличались группы риска и течения болезни. При испанке это были молодые люди 20-35 лет и быстрая летальность за несколько дней. При COVID-19 пожилые и люди с хроническими заболеваниями, которые могли болеть несколько недель.

Главная пандемия 20 века показала, как важно быстро и открыто рассказывать людям о том, что происходит. В 1918 году власти многих стран старались не пугать население и замалчивали реальные масштабы болезни. из-за чего никто не получал нужную информацию. Во время COVID-19 страны учли это, и чиновники многих государств мира проводили брифинги каждый день, рассказывали о рисках и мерах защиты. Опыт испанки также убедил, что чем раньше вводишь ограничения,

тем быстрее сдерживаешь распространение инфекции. Поэтому она убивает меньше людей. Как это произошло в Австралии или Сан-Франциско. В 2020 году страны мира закрывали рестораны. приостанавливали массовые мероприятия, вводили маски и социальную дистанцию сразу после первых случаев. Еще одним важным уроком стало международное сотрудничество. Уже после испанки ученые научились обмениваться данными о новых штаммах вируса.

чтобы совместно разрабатывать вакцины. Во время COVID-19 генетические последовательности коронавируса публиковали онлайн, сразу после открытия. А университеты по всему миру быстро делились результатами испытаний. Благодаря этому уже к концу 2020-го удалось начать массовую вакцинацию. Да и мировая наука все же шагнула вперед. Благодаря развитию медицины появились общие протоколы лечения и возможности диагностики через ПЦР-тесты.

На основе опыта пандемии была сформирована Всемирная организация здравоохранения, которая помогает государствам Земли скоординированно бороться с угрозами. Это эпидемиолог Кирилл Загжевский. Пульмиральная цепная реакция, которая стала популярна именно после ковида, да, во время ковида, появилась только в 83-м году. Экспресс-тесты, которые помогают, можно сказать, в бомбулатории определить уровень антител, появились только в нулевые года и даже в десятки.

только ВОЗ их утвердил, сформировалась огромная иммунная прослойка. То есть за счет того, что возбудитель нежданно-негаданно на всех накинулся, большинство заболело, но и резко у большого числа населения выработался. иммунитет, что и предотвратило дальнейшее распространение данной инфекции. Поэтому, можно сказать, пандемия, можно сказать, опасности ее сошла на нет. Но за это пришлось заплатить очень большую цену в плане большого количества

летальных исходов. А у нас в ковид немножко ладуга ситуация. Тут нужно было все-таки оттянуть. это время, чтобы переболело как можно меньше людей, но период заболеваемости все-таки был подольше. То есть это была больше игра в долгую.

Вернемся в 1997 год. Напомню, доктор Джеффри Таубенбергер с коллегами смогли расшифровать небольшие фрагменты испанского вируса и опубликовать исследования с выводами в научном журнале Science. Статью прочитал Йохан Халтин, который еще в 1950-х пытался через раскопку тел найти геномы испанки. Восстановленный успехом Таубенбергера, 72-летний ученый написал ему и предложил съездить в поселение Бревик Мишин на Аляске.

Табенбергер согласился. Йохан Халтин на свои средства вновь отправился на север США. С собой он взял фотоаппарат, спальный мешок и две сумки с инструментами, в том числе садовые ножницы жены для копки. Ему помогало четверо местных жителей. Они вырыли в братской могиле окоп глубиной и шириной 2 метра, длиной 8 метров. Сначала Халтин расстроился. Вокруг лежали скелеты, никаких тканей не было.

Но внезапно его взгляд приковали останки полной женщины. Жир сохранил органы от разложения. Йоханн Халтин вспоминал. Я сидел на ведре и смотрел на эту женщину. Тело хорошо сохранилось. Легкие у нее были в порядке. Я знал, что именно здесь будет вирус. Халтин аккуратно извлек легочную ткань, поместил ее в консервирующий раствор.

и отправил Таубенбергеру и коллегам четыре одинаковых образца разными почтовыми службами, чтобы предвратить потерю. Через 10 дней его посылка принесла удивительный результат. Из тканей женщины... В сочетании с двумя предыдущими образцами из легких солдат был выделен геном вируса 1918 года. Окончательно подтвердилось, что он перешел от птиц к людям. Джеффри Таубенбергер вспоминал.

Таким образом, мы узнали, что это действительно пандемический вирус. В этом не было никаких сомнений. Это он. Благодаря замороженному материалу стало возможно выделить весь геном вируса.

Йохана Халтина с тех пор стали называть Индианой Джонсом научного сообщества. В следующие 10 лет команда ученых по всему миру продолжали дополнять работы Таубенбергера и Халтина. Для этого в том числе извлекали из земли останки дипломата Майка Сайкса.

о чем я рассказывал в начале выпуска. Научные работы по изучению пандемии испанки продолжаются до сих пор. Ведь вирус никуда не исчез. Он просто мутировал и все еще живет с человечеством. А в любой момент от птиц или свиней к людям может прийти новая версия болезни. По подсчетам различных исследований, если бы вирус испанки появился сегодня, от него погибло бы от 20 до 230 миллионов человек. постоянно мутирует очень быстро, с огромной скоростью. Это биолог Дарья Гельфман.

И из-за того, что он такой высоко мутирующий и штаммы постоянно меняются, просто предыдущие прививки перестают работать от актуальных штаммов. Каждый год делают вакцину от трёх. четырёх штаммов, каждый раз она немножко новая, она защищает от тех вирусов, которые есть в этом году. Было бы очень здорово, если бы смогли придумать вакцину от гриппа один раз и навсегда. Чисто теоретически можно...

найти какие-то суперстабильные участки, которые вообще никогда не меняются, и сделать вакцину основной на этом. Но раз пока её не существует, значит, не получается. За два коротких года испанский гриб словно катком прошелся по всему земному шару, унес десятки миллионов жизней и поразил все континенты планеты.

Мы увидели, как мировая война, миграция, антисанитария и цензура создали идеальные условия для невидимого врага. Даже самый маленький микроорганизм способен изменить ход истории, если ему помогают некомпетентные власти. Тем не менее, именно после испанки зародились первые стандарты общественного здравоохранения. Отчетность по случаям, изоляция заболевших, использование средств индивидуальной защиты.

Память о десятках миллионах жертв должна стать залогом того, что люди не повторят ошибок прошлого, а медицина и общество будут действовать вместе, чтобы любой новый черный лебедь застал человечество подготовленным. Витражи часовни Королевской Лондонской больницы посвящены борьбе с разными болезнями. Испанке посвящен один из них в форме латинской буквы W. Ее три составляющих символизируют волны пандемии.

Профессор Джон Оксфорд, тот самый руководитель раскопок тела Майка Сайкса, смотрит на витраж и задается риторическим вопросом. Кто мы такие? Мы не знаем, пока не столкнемся с гриппом. Борьба с ним характеризовалась крошечными ежедневными героическими победами со стороны мужчин и женщин. В 1918 году в тылу было совершено больше подвигов.

чем на всем Западном фронте. Это был последний эпизод пятого сезона подкаста «Черный лебедь» от студии Zerminvox. Спасибо, что дослушали его до конца. Оставляйте оценки и комментарии на всех доступных аудиоплощадках. и подписывайтесь на соцсети подкаста и студии TerminVox. Там вы можете узнать о сюжетах, которые не вошли в этот сезон «Черного лебедя», и познакомиться с другими проектами студии TerminVox. Все ссылки в описании.

А еще мы вместе с нашими друзьями из онлайн-лектория «Синхронизация» подготовили для вас сюрприз. В этом эпизоде мы много говорили о том, как пандемия испанского гриппа повлияла на мировую литературу, но совсем никак не затронули живопись и творчество художников. А там есть кое-что интересное. А что именно, читайте в телеграм-канале Синхронизации. Ссылку, как и полагается, тоже оставим в описании.

Редакторка Арина Гундарева. Работа с архивом Алена Филькина. Звукорежиссер Тимофей Сулимов. Композитор Кирилл Кулаков, дизайнер Лиза Семенова, продюсеры Арина Гундарева и Глеб Фадеев. Спасибо за помощь Марии Погремняк и Дмитрию Лебедеву. В эпизодах сезона использованы материалы из книг. Катрин Арнольд. Хроники испанки.

Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней. Лаура Спинни – бледный всадник, как испанка изменила мир. И Джона Барри – испанка, история самой смертоносной пандемии.